« Ни один летчик не пройдет спокойно, если слышит гул самолета — обязательно поднимет голову. Так и у меня — тоска по небу», — рассказывает военный штурман, кавалер ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» Андрей Аксентьевич Рябец. В детстве он не мечтал о самолетах и на своем веку видел немало авиационных трагедий. Тем не менее сегодня он с уверенностью говорит, что о лучшей участи для себя и не мечтал.
Андрей Аксентьевич родился 20 июля 1931 года в Днепропетровской области. Сегодня, глядя на этого мужчину с военной выправкой, сложно поверить, что ему уже 88 лет. Особенности произношения выдают в нем уроженца Украины, но Иркутская область стала по-настоящему родным краем: здесь он встретил свою жену Элеонору Борисовну, воспитал сына.
Первые самолеты
Когда началась Великая Отечественная война, Андрею Рябецу было 10 лет, так что у него осталось много воспоминаний о тех тяжелых временах. Село Охотничье стояло рядом с магистралью Запорожье — Донецк. Каждый день Андрей с другими мальчишками прибегал посмотреть на дорогу, по которой передвигались войска Красной Армии. По одной стороне дороги гнали скот — коров, овец, коз, тут же шли беженцы на восток, а по другой стороне двигались солдаты, военная техника. А еще каждый день мальчишки наблюдали за полетами советских бомбардировщиков.
— Мы обязательно пересчитывали, сколько уходило в сторону противника. Порой девять самолетов вылетит, а возвращается лишь семь — значит, кого-то сбили. А однажды увидели, как к нам летит горящий самолет. Пилот смог выпрыгнуть из него, на парашюте приземлился. Самолет рухнул километрах в семи от села. Прошло 2-3 дня, и мы, мальчишки, осмелились до него добраться. Все осмотрели, так было интересно! А потом узнали, что спасся лишь один пилот, а два человека погибли. Тогда было действительно страшно, — вспоминает Андрей Аксентьевич.
Таких жутких моментов за время войны было много. Сегодня и не хочется помнить, как отсиживались в блиндажах, пока кругом взрывались снаряды; как мародерствовали фашисты; как страшно гудели самолеты с черными крестами; как в родительском доме поселились оккупанты, а мать с тремя детьми ютилась в кладовке.
— В тех условиях мы взрослели быстро. А потом отец пропал без вести. Наш земляк рассказал, что видел его лежавшим с пробитой грудью. Он умер недалеко от дома, буквально километрах в ста. Но похоронка нам так и не пришла, так что никаких выплат не полагалось. Тогда стало понятно: чтобы выжить, нужно работать, — рассказывает Андрей Аксентьевич.
Полицаи, выбранные из местных, закрывали глаза на то, как женщины украдкой приносили домой горсти пшена, как подростки возили снопы и один-два успевали закинуть к себе во двор. А иначе было не выжить: скот фашисты изымали — сначала у коммунистов, затем у активистов, а потом и вовсе перестали придумывать себе оправдания.
— Когда услышал сообщение об окончании войны, не передать словами, какие эмоции испытал… Была и грусть, и усталость, и облегчение. Радости огромной не было. Друзья начали получать письма от отцов, которые возвращались домой с фронта. Наш отец так и не вернулся.
Тяжелый старт
После окончания войны Андрей Рябец имел три класса образования, потом сразу пошел в пятый, а после семилетки решил поступать в фабрично-заводское училище. Однако экзамены не сдал, мать вынесла неутешительный вердикт: «Возвращайся в село, будешь волам хвосты крутить». А молодой парнишка вовсе не хотел оставаться в деревне, он мечтал получить образование и жить в городе и добился своего — поступил в Днепропетровский строительный техникум.
— Каждую субботу после занятий я зайцем садился в поезд, ехал около 120 километров, потом еще 12 километров шел пешком, приходил в родительский дом и помогал матери по хозяйству, — вспоминает Андрей Аксентьевич. — Чинил, чистил, строил. Мама успевала что-то приготовить поесть на вечер и на следующее утро собрать мне котомку.
На следующий день студент проделывал путь назад. Двенадцать километров проходил за 2-3 часа. Особенно тяжело было идти зимой, в пургу. А весной и осенью налипало так много грязи, что приходилось на вокзале обмывать ноги ледяной водой, стирать носки, очищать обувь, надевать все это мокрым и идти дальше. А после запрыгивал в вагон, ложился на багажную полку, пытался поспать. Зайцев вылавливали проводники. За одну поездку ссаживали с поезда раза 3-4, но Андрей вновь забирался в вагон и ехал, порой даже на крыше. И так каждую неделю. Денег на билеты не было.
— Я как-то посчитал: тогда за четыре года проехал расстояние, равное длине земного экватора — 40 тысяч километров, еще 5 тысяч километров прошел пешком, — рассказывает Андрей Рябец.
После успешного окончания техникума его направили на работу архитектором в Житомир. И хотя зарплата была неплохой, Андрей Рябец чувствовал, что кабинетная работа — не предел мечтаний. Впрочем, в тот же год его призвали в ряды Советской Армии, у молодого человека появилась возможность изменить свое будущее.
Попал в учебную батарею гвардейского зенитно-артиллерийского полка под Москвой. Почти все рядовые и сержанты жили в землянках, здесь была очень жесткая дисциплина, сегодня ее назвали бы дедовщиной. Поэтому когда пришла разнарядка на поступление в летное училище, за эту возможность ухватились все молодые бойцы. Но из 15 человек лишь двое получили положительное заключение медкомиссии. Одним из них оказался Андрей Рябец.
Так он попал в колыбель военной авиации — Рязанскую летную школу боевого применения.
Крутой поворот
Первым делом новичков летного училища предупредили: в авиации троечников не бывает, здесь все учатся хотя бы на четверки, а лучше — на отлично. Первыми самолетами Андрея Аксентьевича были американский С-47 и Ли-2, потом пересел на Ту-4.
— В воздухе совсем другие чувства. Красота такая кругом! Настроение поднимается, — вспоминает ветеран свои первые полеты.
Надо сказать, что Андрей Аксентьевич при этих словах весь преображается: улыбается, активно жестикулирует и словно мысленно парит над землей.
В летной школе Андрей Рябец отучился два года. Ни разу не возникло мысли, что авиация — это не его, даже когда пришлось стать свидетелем падения самолета над аэродромом. По распределению Андрея Аксентьевича направили в Хороль, на Дальний Восток. Здесь он служил два года. За это время стал одним из опытнейших штурманов Ту-4, поэтому был командирован в новую часть в Иркутской области — на аэродром Белая и стал служить в должности главного навигатора — штурмана корабля.
В Приангарье Андрей Аксентьевич пересел уже на новый самолет Ту-16. Началась эра сверхскоростей и больших высот. За 16 лет на аэродроме Белая он совершил 3115 полетов, на его счету 3440 часов. Выполнял плановые и специальные полеты, а также по заданию командования. Самыми сложными и напряженными из них были на проверку всей ПВО СССР — именно по их результатам проводилась настройка системы противовоздушной защиты страны.
— Гражданские летают «по коридорам», диспетчеры следят, чтобы они не отклонялись от курса. А мы летали в совершенно неориентированной местности. Поднялись с Белой, вышли через Иркут — и сразу на север Байкала. А дальше по БАМу — сплошная тайга, — уточняет Андрей Аксентьевич. — Так и летим до самого моря. А там скорость ветра достигает 250—300 км/ч. Если поток воздуха боковой, самолет сдувает с курса на 35 градусов! Бывало, от Сахалина отойдем, ветер нам в спину дует 300 км/ч — это значит, что наша скорость не 800, а 1200 км/ч. Ну никак не можем долететь до точки, возвращаемся до Сахалина, а его с моря не видно. При этом топливо заканчивается. Садились на другие аэродромы.
Новая глава
Вплоть до 42 лет Андрей Аксентьевич продолжал полеты, это много для авиации. За 22 года побывал на многих аэродромах страны, летал над Японским, Охотским морями, Тихим океаном и над Северным полюсом. И даже принял участие во встрече Юрия Гагарина на аэродроме Энгельс (Саратовская область) через 20 минут после его приземления.
После окончания летной работы был направлен на службу в оперативный отдел штаба отдельного тяжелого бомбардировочного корпуса.
В 1981 году Андрей Аксентьевич завершил военную службу и затем более 25 лет трудился в Иркутском отделении ДОСААФ в должности заместителя начальника технической школы.
— В авиации год за два идет. Так что на пенсию я вышел в 82 года с выслугой 82 года, — с улыбкой говорит Андрей Аксентьевич.
