В годы Великой Отечественной войны в Иркутске — далеком от мест сражений сибирском городе — было развернуто 28 госпиталей. Они приняли свыше ста тысяч тяжелораненых солдат и офицеров Красной Армии. Врачи, медицинские сестры и санитарки трудились настолько самоотверженно, что на фронт вернулись 30 процентов бойцов, 67 % были годны к работе в тылу — даже те, кто получил инвалидность. Это также стало одной из важнейших причин, благодаря которым Иркутску заслуженно присвоили звание «Город трудовой доблести».
Долгая дорога
Кровать с железными прутьями, костыли у облупившейся тумбочки, потрепанная книжка и стерильный запах больничного крыла, уносящий в далекие 40-е годы. Обстановка военного госпиталя воссоздана в филиале Музея истории города. На одном из стендов — фотографии иркутских зданий, которые в начале войны переоборудовали в эвакогоспитали.
— Большая часть находится в центре города: Дом Кузнеца, гостиница «Сибирь», Институт народного хозяйства, а также корпуса учебных заведений и больниц. Разворачивание эвакогоспиталей занимало очень много времени; единственным зданием, изначально пригодным для приема большого потока раненых бойцов, был военный госпиталь, который функционировал еще в годы Первой мировой войны, — рассказывает сотрудник Музея истории города Иркутска Алена Перфильева.
Война была жестокой: какие только тяжелейшие ранения ни получали солдаты на полях сражений!.. Первичные операции делали на месте, в прифронтовых лазаретах, а в эвакогоспитали отправляли тех, кто мог выдержать дорогу и нуждался в длительном восстановлении. Если в пути больному становилось плохо, его оставляли лечиться в ближайшем городе. Бывало, кто-то умирал в дороге…
Путь до Иркутска мог занимать от полутора недель до двух месяцев — случались транспортные коллизии на железной дороге. Первая партия раненых прибыла в январе 1942 года. При поступлении больных осматривали в приемном пункте, а затем распределяли по госпиталям. В Иркутске была представлена широкая специализация: общехирургические, полостные, глазные, челюстно-лицевые больницы, а также отделения, занимающиеся травмами конечностей. Особняком стоял туберкулезный диспансер — в это здание бывшей школы даже после окончания войны не пускали детей.
Концерт для раненых
По какому принципу выбирали помещения для больниц? Конечно, имел значение размер — необходимо было просторное здание. Школы идеально для этого подходили. Большие окна, вместительные кабинеты. Парты и часть стульев из классов выносили, ставили кровати.
— Конечно, мебели и предметов первой необходимости не хватало, — рассказывает Алена Перфильева. — Выручали горожане — обустраивали быт больниц. Над каждым госпиталем брало шефство какое-нибудь иркутское предприятие, и его работники приносили из дома необходимое или же мастерили что-то своими руками. При большом потоке раненных в госпиталях испытывали недостаток в стандартных кроватях. В этом случае их размещали там, где была хоть какая-то возможность удобно устроиться. Матрасов не хватало, но помогали школьники: ребят постарше отправляли убирать поля, они собирали солому. Ее набивали в мешок и обустраивали спальные места. Потом, когда освобождались кровати, раненые с импровизированных лежанок переходили на них.
Алена Перфильева подчеркивает: этот выставочный зал особенно ценен для основных посетителей музея — школьников. Ведь каждый может поставить себя на место сверстников, детство которых пришлось на годы войны.
Хотя здания школ заняли госпитали, учебный процесс не останавливался — детей переводили в другие учебные учреждения, уплотняли, поэтому учиться приходилось в две-три смены. Школьники по мере своих сил помогали работе госпиталей: ребята помладше приходили с концертами и песнями, девочки постарше могли выполнять функции сиделок, общались с ранеными, помогали им писать письма домой.
Мох вместо ваты
Одна из витрин в зале посвящена сибирской находчивости. В годы войны медикаментов не хватало, и в ход шли дары тайги. Иркутяне собирали лекарственные травы и растения: сосновые почки, бруснику. Кедровую хвою заваривали для восполнения витамина С, а вату заменяли торфяным мхом — сфагнумом.
Конечно, по сравнению с современным оборудованием тогдашние госпитали были скудно оснащены. Самый страшный прибор, представленный в выставочном зале, — бормашина с ручным механизмом. Это потом на нее установили электрический мотор, а во время войны сверло крутилось от ножной тяги: врачу приходилось непрерывно нажимать на педаль. То, что сейчас сверлится пять минут, тогда занимало около получаса. Так что посетить стоматолога было подвигом.
Служили в военных госпиталях в основном иркутяне. Один из самых ярких врачей того времени — офтальмолог, профессор кафедры глазных болезней Иркутского медицинского института Захарий Франк-Каменецкий. В годы войны он занимался вопросами военного травматизма глаз, возвращая зрение бойцам, раненным на фронте. Про Франк-Каменецкого ходили легенды. Говорили, что если Захарий Гершонович обещал безнадежному пациенту: «Ты будешь видеть», — тот действительно излечивался. За активную врачебную деятельность Захарий Франк-Каменецкий был награжден орденом «Знак Почета», в его честь в 1942 году была названа одна из иркутских улиц.
Иркутск не только развернул 28 военных госпиталей (для сравнения: в соседнем Улан-Удэ их было 14), но и помогал в это тяжелейшее для страны время другим городам. Так, наш медицинский институт отправил в разрушенный Сталинград учебники и пособия, чтобы там можно было восстановить медицинские учебные заведения и возобновить процесс обучения. Военные госпитали нуждались во врачах, фельдшерах и медицинских сестрах, ведь некоторым их пациентам даже после окончания войны требовалось длительное лечение.
После выздоровления раненые не теряли связи со своими врачами и медсестрами: писали им письма, благодарили за спасение.
Фото Кирилла Шипицина
КСТАТИ
Военному госпиталю посвящено одно из стихотворений Евгения Евтушенко. В годы Великой Отечественной на родине поэта в г. Зима их было два.
В палате выключили радио,
и кто-то гладил мне вихор…
В зиминском госпитале раненым
давал концерт наш детский хор.
Уже начать нам знаки делали.
Двумя рядами у стены
стояли мальчики и девочки
перед героями войны.
Они,
родные,
некрасивые,
с большими впадинами глаз,
и сами жалкие,
несильные,
смотрели с жалостью на нас.
В тылу измученные битвами,
худы,
заморены,
бледны,
в своих пальтишках драных
были мы
для них героями войны.
О, взгляды долгие, подробные!
О, сострадание сестер!
Но вот:
«Вставай, страна огромная!» —
запел, запел наш детский хор.
А вот запел хохол из Винницы.
Халат был в пятнах киселя,
и войлок сквозь клеенку выбился
на черном ложе костыля.
Запел бурят на подоконнике,
запел сапер из Костромы.
Солдаты пели, словно школьники,
и, как солдаты, пели мы.
Все пели праведно и доблестно —
и няня в стареньком платке,
и в сапогах кирзовых докторша,
забывши градусник в руке.
Разрывы слышались нам дальние,
и было свято и светло.
Вот это всё и было —
Армия.
Всё это Родину спасло.
