Любовь к родному городу сейчас ощущается особенно остро. Мы соскучились по безмятежным прогулкам и местам, с которыми связаны наши светлые воспоминания. Иркутск стал еще более выпуклым, осязаемым и уютным для каждого. Какие улочки мечтал посетить два месяца самоизоляции иркутский режиссер и кинопродюсер Юрий Яшников, почему он делит здания на «сокровища» и «преступления» и на какие важные мысли его натолкнул дом Леонида Гайдая, он рассказал нашей газете во время прогулки по Иркутску накануне Дня города.
Сибирский Бомбей
Утро на пересечении Байкальской и Тимирязева. Для восьми часов неспокойно: снуют торговцы с тележками, мимо торопливо пробегают прохожие, с размеренным стуком проползают трамваи. Кажется, что на этом пятачке жизнь не останавливается ни на секунду, но Юрий Яшников помнит его совершенно иным — пустынным и спокойным.
— Это не первая наша квартира в Иркутске, но детские воспоминания начинаются именно с момента, как в кабине большого грузовика я въезжаю в этот двор. Впереди родители на легковой машине, позади я с мебелью. Мне лет пять-шесть, мы переезжаем на Байкальскую, 2. В то время, в 1980-е годы, все мечтали жить в центре. Это сейчас люди стараются перебраться за город, а тогда такой практики не было, — вспоминает Юрий. — Четвертое окно справа на втором этаже — мое. Смотрю и накатывает ностальгия, как я порой выбирался из него ночью, не сумев договориться с родителями. В пятнадцать лет, выглянув из этого окна, я увидел, как несут домой мою младшую сестру. До сих пор сохранилась фотография, где эта «кукла», только привезенная из роддома, лежит на кровати рядом со мной.
В родном дворе, посреди многослойных заборов и строительного мусора, Юрий Яшников вспоминает, что когда-то здесь был тихий интеллигентный дворик: с детскими качелями, высокими деревьями и заброшенной валенковаляльной фабрикой по соседству. Никакого китайского рынка и в помине не было.
— Фабрика в то время уже не работала, но мы с пацанами лазили по разрушенным цехам, убегали от сторожа, который стрелял в нас солью, вот такое было развлечение, — смеется режиссер. — И все это на моих глазах превратилось в своеобразный «Бомбей». Так мы называли рынок. Навьюченные тюками люди, шум и гам, двор завален пустыми кошельками и разрезанными сумками… Наш дом начал отгораживаться от «Бомбея» какими-то заборами, воротами, потому что выйти наружу было просто-напросто опасно. Я учился в третьем лицее, буквально в ста метрах, но дойти до него без приключений было практически невозможно.
К дому № 2 прижимается торцом Иркутское театральное училище. В ту пору Юрия Яшникова ничего не связывало с этой колыбелью культуры — разве что самодельные «дымовухи», которые детвора из шалости подкидывала в окно училища.
— Много лет спустя, когда мы познакомились с Иваном Вырыпаевым, выяснилось: те несколько лет, которые он здесь учился, мы, по сути, провели бок о бок, через стенку, — продолжает герой.
Яшниковы прожили здесь очень долго. Семья росла, но родители ни в какую не соглашались уезжать из центра — вместо этого приобрели соседнюю однокомнатную квартиру и соединили их. Много лет спустя, когда Юра уже жил в другом месте, с ним произошла невероятная история:
— Я познакомился с девушкой, которая работала в магазине одежды на первом этаже того самого дома. И вдруг она обронила, что живет там же. «Так, с этого места подробнее», — говорю я. И она начинает описывать мне мою квартиру. Оказалось, владелец магазина выкупил второй этаж для складов и проживания персонала, — увлеченно рассказывает Юра, и в этот момент мы слышим за спиной: «Яшников! Какие люди!..»
КВНщик, логопед, режиссер
Оборачиваемся — навстречу, широко улыбаясь, идет известный в нашем городе педагог, директор лицея № 3 Николай Кашин. Узнав о нашей «прогулке в прошлое», тут же весело подхватывает:
— Да двоечник он был, но мой предмет (химию) обожал. Мальчик был активный. Одного не понимаю: почему пошел на логопеда? А самое обидное, что он этим не занимается! Из него бы мог получиться великолепный логопед, Юра отлично ладит с детьми, даже с младенцем найдет общий язык.
— А я объясню, почему пошел на логопеда. Потому что на психолога нужно было сдавать математику…
— А, все, вопросов нет, — смеется Кашин.
Именно в лицее Юра начал играть в «Клубе веселых и находчивых», и это во многом определило его судьбу.
— Я тогда сказал: никаких КВНов! Вся страна КВН, зачем еще в нашем лицее такое затевать, — шутливо хмурит брови Николай Павлович.
— Тем не менее с девятого класса начал играть в КВН, и меня уже ничего не интересовало, — признается Яшников. — У меня папа очень любил КВН. И я маленький, не понимая даже половины шуток, смотрел вместе со всеми. Видимо, тогда и появилось желание когда-нибудь оказаться там, в телевизоре, и пошутить так, чтобы папа с мамой рассмеялись.
Дома-сокровища и дома-преступления
— В юности я, признаться, негодовал от того, насколько уродлив центр нашего города. Смотрел на старые, подгнившие «деревяшки» и ратовал за то, чтобы все это снести и построить на их месте нормальные бетонные и стеклянные небоскребы, — со стыдом вспоминает режиссер. — Однажды я высказал эту позицию своей тете, которая жила в Москве. Она покачала головой и сказала: «Юра, ты еще такой молодой. Ты даже не представляешь, какие это сокровища». С годами я понял, о чем она говорила. Я так благодарен людям, которые на протяжении десятилетий отстаивали эти дома. Они отстаивали лицо Иркутска — города, из которого не хочется уезжать.
А стеклянные и бетонные коробки, которые Юра когда-то мечтал видеть на месте «деревяшек», теперь он сам называет не иначе как «дома-преступления». Проникнувшись истинной красотой города, Яшников стал поддерживать проект «Иркутские кварталы», радеть за восстановление деревянных домов и архитектурных реликвий.
— В детстве мы часто бегали в ЦПКиО, катались здесь на огромной горке, — вспоминает режиссер. — И такую боль я испытывал последние годы, когда видел, как разрушается Иерусалимская лестница: все ее ступеньки стерлись, она стала напоминать просто груду камней. Сейчас в ее судьбе началась новая страница — возрождение. Уверен, что со временем преобразятся все «Иркутские кварталы», — говорит он, окидывая взглядом остатки китайского рынка. — Я помню, как на этом месте была фабрика. Помню, как появилась одноуровневая шанхайка. Помню, как вырос «Шанхай-Сити Молл». И я легко могу представить, что здесь изменится через десять – двадцать лет. Уверен, это будет самое красивое место в городе.
Маленькие интеллигентные «преступники»
С Иерусалимской горы мы спускаемся на уютную, утопающую в зелени улицу Богдана Хмельницкого. Здесь находится офис «Кинокомпании Юрия Яшникова», но мы сюда пришли не за этим.
— На этой улице жил мой дед. Все свои квартиры он отдал дочерям, а сам перебрался в Дом ветеранов. Его квартира находилась на третьем этаже, — показывает балкон режиссер. — Однажды во время семейного праздника нам с братом стало скучно, мы вышли на балкон, стали делать самолетики, поджигать их и бросать вниз. Очередной такой самолетик дал крюк и спланировал на балкон второго этажа. Там лежал какой-то хлам, и все это моментально занялось. Мы стоим, смотрим вниз и судорожно думаем, что же делать. В общем, побежали к соседу, сказали, что проходили мимо и увидели пожар на балконе. Нас, естественно, вычислили и наказали.
Проходим чуть дальше по улице, ныряем в арку, и перед нами вырастает характерный для Питера «двор-колодец», а в нем — культурный центр имени Вампилова. В этом здании Юра и его двоюродный брат Стас чуть не попали в еще одну криминальную историю:
— Мы с братом всегда мечтали о своем доме в центре города. Мы настолько в это верили, что ходили и выбирали его. Очень хотелось владеть частичкой бесценного богатства. Однажды свернули в переулок и увидели этот дом — он нам сразу понравился. Никакого музея здесь не было, обычное заброшенное здание.
Ребята не раз возвращались сюда посмотреть на свою мечту, и вот однажды дверь в нее оказалась открыта. Зашли внутрь, поднялись по лестнице, стали заглядывать в кабинеты. Без злого умысла — с обычным подростковым любопытством.
— И вдруг в одном из кабинетов видим шубу, которая висит на спинке стула. Понимаем, что не так уж здесь все и заброшено. Смекаем, что надо покидать это помещение. Подбегаем к двери, а с той стороны уже милиция. Кто-то (видимо, хозяева шубы) вызвали патруль… После допроса следователь нам так и сказал: «Повезло вам, парни, что морды у вас интеллигентные».
Такая разная улица Ленина
За руль автомобиля Юрий сел относительно недавно, почти в 30 лет. Но привычка гулять по Иркутску осталась до сих пор: «Когда нужно где-то взять сил, я просто выхожу, брожу по кварталам и возрождаюсь. Появляются силы жить, творить, писать». В поисках вдохновения Юрий часто наматывает круги по центру, но старательно обходит стороной один участок улицы Ленина:
— Квартал от Карла Маркса до Горького — мой самый нелюбимый. Считаю его крайне неуютным для передвижений пешком. Узкий тротуар, четыре полосы движения, грохот трамвая, выхлопы автомобилей, — морщится Яшников.
Его мнение на этот счет несколько изменилось после выхода фильма «Решала», который сняли кинематографисты из Бурятии. По сюжету, главный герой приезжает в Иркутск, и чтобы показать это зрителю, сценаристы включили как раз «нелюбимый» план с улицей Ленина. Увидев картину первый раз, Юра не выдержал, позвонил продюсеру фильма Евгению Замалиеву и стал возмущаться:
— Женя, в чем дело? Почему вы показали мой самый нелюбимый участок?
— Ты в своем уме? Для нас, людей из Улан-Удэ, этот квартал — символ Иркутска.
— Но это же так неуютно для ходьбы, — настаивал Яшников.
— А при чем здесь ходьба? Мы там проезжаем на машине. И считаем, что именно эта плотная застройка (дом к дому и близость к дороге) в первую очередь показывает, что Иркутск — большой город.
— Вот тогда я понял, что у этого квартала два лика, — философски размышляет режиссер. — И я был эгоистичен, когда не любил его из-за своих пешеходных интересов.
Город гениев
Из центра города мы направляемся в старое Глазково. Среди простых деревянных домишек отыскиваем нужный: к фасаду прибита небольшая мемориальная доска, с которой на нас смотрит легенда советского кинематографа.
— Впервые в этом месте я оказался не так давно. В Доме кино проходила творческая встреча с дочерью Гайдая, Оксаной Леонидовной. Она делилась воспоминаниями об отце, и ее рассказ произвел на меня огромное впечатление. После встречи кто-то предложил проехать к дому, где жил режиссер. Я был тогда поражен, что в таком простом маленьком деревянном доме вырос человек такого масштаба. Кинорежиссер, чьи фильмы навсегда вошли в список любимых картин всего русскоговорящего населения планеты. И не он один: здесь же вырос старший брат Леонида Гайдая, Александр Иович, легендарный поэт, журналист, который несколько десятилетий проработал собкором ТАСС в Восточной Сибири, — подчеркивает Юрий Яшников. — Леонид Гайдай целиком и полностью состоялся в Иркутске. Учился здесь, в начале войны работал осветителем в Иркутском драмтеатре — как раз в то время, когда сюда эвакуировали Московский театр сатиры. Конечно, опыт работы с таким коллективом, с лучшими актерами и режиссерами сатирического жанра позволил ему стать тем, кем он стал — лучшим комедиографом страны. Из Иркутска же ушел на фронт, где получил серьезное ранение.
Культурное сообщество нашего города лелеет мечту создать в этом знаковом доме «Гайдай-Центр», который стал бы площадкой для развития кинематографа в Восточной Сибири и трамплином для молодых талантов.
— Для нас характерно обычное провинциальное неверие в себя: мол, где мы и где культура. Но когда смотришь на портрет Гайдая на этом покосившемся доме, взгляд меняется, — говорит Юрий Яшников. — Становится понятно, что мы и культура — в пяти метрах друг от друга. Любой ребенок, который сейчас ходит в детский сад, может вырасти в Гайдая. Просто нужно в него верить. Как в Леню и Сашу верили мама с папой. В этом городе еще может вырасти гений.
Фото Валентина Карпова и из архива героя
